Врач компании Janssen Хуссейни Манджи (Husseini Manji) работает над тем, чтобы пациенты, страдающие депрессией и шизофренией, могли как можно раньше узнать о своем диагнозе, не подвергаясь стигматизации. Открытия его команды могут приблизить нас к этой цели.

Как вы думаете, какая болезнь становится основной причиной инвалидности в мире?

Вы удивитесь — это депрессия.

По данным Всемирной организации здравоохранения, депрессией страдают более 15 миллионов взрослых в США и более 300 миллионов во всем мире.

Нарушения деятельности мозга имеют поистине разрушительные последствия только по одной причине: из-за стигмы, связанной с психическими заболеваниями, многие больные десятилетиями страдают, прежде чем обратиться за помощью.

Но врач компании Janssen Хуссейни Манджи, руководитель глобальной терапевтической области «Неврология», делает все, чтобы изменить ситуацию. Он стремится к тому, чтобы общество и врачи воспринимали такие сложные болезни, как шизофрению, не как «личностное нарушение», а как заболевание, которому требуется соответствующее медицинское лечение.

Далее доктор Манджи расскажет о том, что он делает ради этой цели и каких новаторских идей следует ожидать от его команды неврологов в компании Janssen.

В понимании психических заболеваний и их эффективного лечения остается еще много неясного. Почему?

Справедливости ради надо сказать, что мозг — это самый сложный орган в организме. В отличие от кожи или других органов, невозможно выяснить, что в нем происходит, просто взяв биопсию.

Но мы живем в золотой век неврологии и, благодаря технологии визуализации мозга, очень много узнаем о нормальной деятельности мозга, а также о том, что с ним происходит при распространенных психических заболеваниях.

Врач Хуссейни Манджи,
руководитель глобальной терапевтической области «Неврология»

Компания Janssen направляет свои основные усилия на исследования заболеваний, в лечении которых остаются пробелы. В этот список входят шизофрения, депрессия, болезнь Альцгеймера и т. д.

В отличие от большинства научно-исследовательских институтов неврологии, мы используем комплексный подход в своей деятельности. В нашей структуре есть все: от базовой лаборатории до клинических исследований.

Учитывая, насколько сложны и трудно излечимы эти расстройства, мы решили объединить все типы исследований под одной крышей, чтобы врачи, работающие с людьми, могли общаться с учеными, проводящими исследования, и наоборот.

Вы работаете над выявлением психических заболеваний на ранних стадиях. Почему это так важно?

Ответ: Исследования показали прямую зависимость между длительностью заболевания депрессией или шизофренией и вредом для мозга. Например, при депрессии и шизофрении части мозга сжимаются в ходе длительных или повторяющихся эпизодов.

Что касается болезни Альцгеймера, то мы стремимся отслеживать мельчайшие изменения в глазах пациентов задолго до того, как у них развиваются симптомы. Если мы сможем создать глазной тест, который выявит людей из группы риска, то сумеем опередить болезнь до того, как она нанесет мозгу необратимый ущерб.

Раннее выявление возможно и для шизофрении. У этого заболевания часто бывает так называемый продромальный период, когда люди начинают испытывать легкие симптомы, такие как социальная самоизоляция и перцептивные отклонения.

Сейчас проводятся исследования людей с высоким генетическим риском развития шизофрении с целью доказать, что вмешательство на ранней стадии может дать гораздо лучшие результаты и потенциально изменить течение болезни.

Вы также разработали новый подход к лечению шизофрении. Как он работает?

Да, он на рынке всего около двух лет. Самый большой предиктор рецидива шизофрении — это отказ от лечения. У пациентов приверженность лечению обычно низкая, поскольку нужно идти в клинику, получать рецепт и принимать лекарство согласно рецепту.

Чтобы обойти эти подводные камни, мы разработали инъекционный препарат, который вводится пациентам четыре раза в год. За два года только у девяти процентов людей наблюдался рецидив. Мы планируем разработать график инъекций с частотой два раза в год, которого придерживаться еще проще.

А как обстоят дела с лечением депрессии?

Все существующие антидепрессанты работают одинаково: повышают уровень серотонина и (или) норадреналина — нейромедиаторов, которые действуют как сигнализирующие молекулы между нервными клетками в мозге.

Но только около половины пациентов получают от этих препаратов адекватный ответ, и на улучшение состояния обычно требуется от четырех до восьми недель. Для лиц с суицидальными наклонностями это слишком долго.

Сейчас мы исследуем препарат, который работает гораздо быстрее — иногда за несколько часов. Он блокирует деятельность рецепторов на молекуле глутамата — самом распространенном нейромедиаторе мозга. Его можно вводить в виде назального спрея, поэтому он очень удобен в использовании.

Наш препарат получил статус «прорыва в терапии» от Управления США по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) за возможность его использования у людей с депрессией, резистентной к терапии, и у людей с суицидальными наклонностями. Этот статус означает, что FDA ускорит разработку и экспертизу препарата.

Мы очень этому рады, поскольку этот препарат может спасти жизни многих людей. Ежегодно в США как минимум 41 000 человек кончает жизнь самоубийством. Эти смерти во многом являются результатом хронической депрессии, которую лечили некачественно или не лечили вообще. Суицидальная депрессия представляет собой огромную проблему общественного здравоохранения. Для сравнения только две формы рака имеют более высокий уровень смертности.

Ваша команда также изучает второй препарат от депрессии. Как он работает?

Этот препарат блокирует интерлейкин 6 (IL-6) — ключевой воспалительный белок.

Многие исследования подтверждают, что депрессия является воспалительным расстройством, поэтому мы даем антитела IL-6 депрессивным пациентам, половина из которых имеют явные признаки воспаления в крови, а половина — нет. Мы ожидаем результаты к концу 2017 года.

Как вы видите будущее неврологии?

Исследования в области неврологии замедлились, потому что у нас не было больших прорывов. То же самое происходило и с исследованиями рака, но потом были один или два прорыва, и теперь сложно найти фармацевтическую компанию, не выпускающую препараты онкологической группы. Мы надеемся сделать то же самое для неврологии.

Еще в школе меня завораживала работа мозга. Позже на медицинском факультете я узнал обо всех этих разрушительных болезнях и мне стало стыдно, что у нас есть люди с тяжелыми заболеваниями, которых из-за предрассудков считают маргиналами и изгоями.

Я видел, какие страдания причиняла депрессия моей маме, хоть она и не была недееспособной. Наши новые методы лечения должны мотивировать людей чаще обращаться за помощью.

В то же время, когда люди узнают, что депрессию можно эффективно лечить, мне кажется, что отношение к психическим заболеваниям изменится. Я надеюсь, что болезни разума когда-нибудь будут воспринимать как любую другую болезнь — без предрассудков и осуждения, а с поддержкой и сочувствием.

Эта статья, написанная Ginny Graves (Джинни Грейвс), впервые была опубликована на сайте jnj.com.